Анатолий Андреев
МАШИНА
1
Василий Фомич вошел в цех. Рабочий день еще не начался, не взметнулся от станков плотным металлическим пением, не заполнил пролеты осязаемой слитностью моторного гула. Тихо было пока. Вязкая тишина перекатывала звуки голосов и лязг приготовляемого инструмента, придавала им банную неразборчивую гулкость. Чувствовалась объемность заставленного механизмами пространства. Включился где-то станок, зашелестел пронзительным железным шелестом, набрал обороты до высокой пылесосной ноты и смолк, выключенный,— кто-то из токарей проверил. Так музыканты настраивают перед концертом инструменты.
Беспокойная предрабочая тишина со всеми своими стуками, звяками, обрывками разговоров и смеха показалась Василию Фомичу тревожной. Она несла в себе зародыш мерного рабочего жужжания и гудения, и, настроенный уже на него, слух ждал и томился в ожидании — шумы сопровождают производство, как биение сердца сопутствует жизни. И как перебои пульса больного встревожили бы медиков, так отсутствие привычных звуков действовало на Василия Фомича угнетающе.
Непроизвольно прислушиваясь, он прошагал на свой участок, задержался у конторки, выглядывая диспетчера Зину. Не углядел, поймал за рукав пробегавшего слесаренка, распорядился. Тот помчался искать, а Василий Фомич не торопясь снял пиджак, надел белый халат и устроился поудобнее за столом.
Не успел он разложить бумаги, как прибежала Зина. Крупное, тяжелое лицо начальника участка подобрело: Зина росла в соседях. Он помнил ее совсем пигалицей, а может, не столько ее, смешную девчонку, помнил, сколько тихую, почти деревенскую улочку, деревянные домишки и себя, совсем еще тогда молодого.
Василий Фомич пригладил свои начинающие седеть волосы и весело пробасил:
— Ну, Зинок, докладывай, как там со сто пятыми втулками? Не вернулись с гальваники?
— Втулки, дядь Вась, вчера во второй смене получили, все триста штук.
А вот валиков для ноль-семнадцатой все нет. Так гальваника и держит...Фомич вздохнул — чуял же, понимаешь, что из-за этих валиков сборка встанет...
А за тонкой стенкой конторки низко бормотнул, включаясь, станок. Потом звук стал плотнее и выше, еще выше, еще — и повел, потянул станок свою мелодию. Ее подхватил второй, потом третий. И уже не слышно стало голосов в отдалении, и звук стал монолитным и успокаивающим.
Фомич отпустил Зину и подумал примирительно: «Ну что ж, валики так валики. Все время чего-то недостает, что-то в избытке, и нужно что-то добывать, на ходу перераспределять работу, и никуда от этого не денешься... »
В общем, день начался обычно. Пошли бригадиры с нарядами, прибежал мастер с жалобой на инструментальщиков, и начальник инструментального бюро кричал из телефонной трубки, что на них метчиков не напасешься... Эта круговерть так засосала Фомича, что он чуть не опоздал на планерку.
Начальник цеха уже месяц лежал в больнице, и всеми делами заправлял заместитель, Виктор Афанасьевич Фросин.
В кабинете Фросина все уже были в сборе.
«Гогочут,— брюзгливо подумал Василий Фомич, открывая дверь,— и все на посторонние темы... »