Читать онлайн «Садовник. Ступени. Чертово дерево»

Автор Ежи Косинский

Annotation

Ежи Косинский родился 14 июня 1933 года в Лодзи (Польша), в еврейской семье. Настоящее имя — Ежи Никодем Левинкопф — пришлось сменить в детстве, во время оккупации Польши фашистами.

Ежи Косинский — писатель, познавший шумную славу и скандальные разоблачения. Он сотворил из своей биографии миф и сам стал жертвой этого мифа.

Перед Вами — известная повесть Косинского «Садовник», написанная им в 1971 г.

Ежи Косинский (Ежи Никодем Левинкопф)

1

2

3

4

5

6

7

notes

Ежи Косинский (Ежи Никодем Левинкопф)

Садовник

Посвящается Катерине фон Ф. , которая научила меня тому, что любовь — это больше, чем просто желание быть вместе

1

Было воскресенье. Шанс работал в саду. Он неторопливо волочил за собой между клумб зеленый поливочный шланг. Не отрывая взгляда от водяной струи, осторожно поливал каждое растение, каждый цветок и каждое дерево. Растения — они как люди, им нужен уход, чтобы они могли жить, бороться с болезнями и в конце концов тихо отойти в мир иной.

Однако и не совсем как люди. Они не сознают себя и не познают себя, не видят в зеркалах своих отражений, не совершают преднамеренных поступков: просто бесцельно растут, поскольку не умеют ни рассуждать, ни мечтать.

Покой и безмятежность царили в саду, отделенном от улицы высокой, увитой плющом стеной из красного кирпича, за которую не проникал даже шум пролетавших машин. Шанс не ведал о существовании улицы. Он ни разу в жизни не покидал дома и прилегавшего к нему сада: жизнь по другую сторону кирпичной стены не занимала его.

Фасад дома, куда выходили комнаты Старика, казался продолжением безжизненной кирпичной стены. Никто бы и не подумал, что здесь живут.

Комната прислуги на первом этаже была сзади, как и комната Шанса. В последней имелись ванная и отдельный выход в сад.

Самым приятным в саду было множество узких дорожек между кустами и деревьями, и Шанс мог подолгу бродить по ним, не думая о том, вперед или назад несут его ноги. Он прохаживался по саду, подчиняясь тому же внутреннему импульсу, что заставляет расти траву.

Иногда Шанс закрывал кран, садился на газон и думал. Ветерок время от времени бесцельно покачивал ветви кустов и деревьев. Городская пыль ровным слоем ложилась на цветы, а те терпеливо ждали, когда дождь умоет их, а солнце согреет. Но несмотря на всю эту жизнь и цветение, сад был чем-то похож на кладбище. Под каждым кустом, под каждым деревом лежали гнилые сучья и прелые корни. Трудно было решить, что здесь первично: зелень побегов или перегной, из которого эта зелень росла и в который она постоянно превращалась. Вот, скажем, некоторые кусты терновника у кирпичной стены ведут себя так, словно кроме них в саду ничего нет: очень быстро вырастают, подавляют мелкие растения и даже отвоевывают место у кустов терновника послабее.

Шанс вошел в дом и включил телевизор. На экране все было другим: краски, пространство и время. Там преодолевались законы земного притяжения, которое неумолимо пригибает ветки деревьев к земле. Все в телевизоре было смешано, перепутано и размыто: ночь и день, большое и маленькое, прочное и хрупкое, мягкое и твердое, холодное и горячее, далекое и близкое. Не будь сада и работы в нем, Шанс заблудился бы в цветном мире телевидения, как слепой, потерявший свою палочку.