Читать онлайн «Об изменяемости и неизменности православного богослужения»

Доклад, прочитанный на 3-й Международной научной церковной конференции, посвященной 1000-летию Крещения Руси, "Литургическая жизнь и церковное творчество русского православия" (Ленинград, февраль 1988 г. ).

В течение всей истории православного или "кафолического" христианства вера была неотделима от молитвы и богослужения, а богослужение выражало веру Церкви. Эту неотделимость Lex orandi и Lex credendi [1] знало древнее монашество. Авва Евагрий писал: "Кто молится, тот богослов" [2], а наше восточное православие испытало на опыте и испытывает по сей день, как вера действительно сохраняется в богослужении Церкви. В течение многих веков православное богослужение сохраняло Православие на Ближнем Востоке, под турецким игом. О силе богослужения как выражения веры и верности хорошо знает и Русская Церковь.

Но эта неразрывность церковной веры и церковного богослужения предполагает верное ощущение самой Церкви, верный церковный опыт, то есть восприятие верного соотношения между разными аспектами православной экклезиологии.

В рамках предоставленного мне времени я постараюсь поделиться с вами несколькими замечаниями:

- об экклезиологических предпосылках всякого истинно православного подхода к вопросу о богослужебных изменениях;

- об исторических примерах таких изменений, имеющих отношение и к нашему времени.

1. Экклезиологические замечания

О. Павел Флоренский хорошо определил значение культа как выражения культуры в целом, включающей прошлое, настоящее и будущее (эсхатологическое) бытие церковного общества. Так, Церковь живет апостольской верой, выраженной однажды в прошлом, но на веки вечные сохраненной свидетелями Воскресения Христа из мертвых и, в последующие времена, св. отцами и учителями Церкви. Эту же веру хранит весь церковный народ в целом. Но эта вера есть также и предвосхищение будущего Христова Царства. В евхаристической молитве св. Иоанна Златоуста мы поминаем: "Крест, гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, одесную сидение, второе славное паки пришествие". Евхаристия есть центр всей церковной жизни и всего богослужения, а поэтому смысл евхаристического действия осмысляет и весь церковный культ в целом.

Если это так, то становятся понятными как необходимый и неизбежный консерватизм Церкви, хранящей богослужение с апостольских времен, так и "мистериальный", священный характер богослужения - Таинства Царства. Текст евхаристических молитв (или "канонов"), употребляемый нами в наши дни, повторяет, часто дословно, текст таких же молитв второго и третьего века, хотя основное ядро богослужения и обросло в византийские времена многими новыми элементами, отражающими другие века и эпохи. Эта основная связь с прошлым дополняется "горизонтальным" единством культа, объединяющим местные церкви в единую вселенскую Церковь. В древней Церкви не существовало административного единства между церквами. Не было центральной власти, которая регулировала бы богослужение для всех местных церквей. И тем не менее - скажем, в четвертом веке - богослужение в Александрии, в Риме, в Антиохии или в далекой Галлии было в основном однозначно. Структура его была одинакова. Церковь жила без единого административного центра, но была едина в жизни; и это духовное единство в восприятии апостольской веры выражалось в единстве (или по крайней мере однозначности) богослужебных форм. В наше время литургисты много настаивают на богослужебном разнообразии в древней Церкви. Такое подчеркивание разнообразия удобно для современного экуменического диалога, в котором его участники ищут форм церковного единства веками разделенного христианства. Но при изучении древней Церкви еще более поражает стремление древних христиан к сохранению литургического единства, которое легко обнаружить в истории богослужения. Поместные церкви легко воспринимали отдельные элементы одна у другой: Александрия у Антиохии, Галлия у Константинополя и т. д. А Константинопольская Церковь вообще имела тенденцию к синтезу: ее богослужение в четвертом, пятом, шестом и седьмом веках было богослужением сборным именно потому, что церковь столицы была церковью приходящих отовсюду, церковью литургического синтеза... Как бы то ни было, у древней Церкви не было стремления во что бы то ни стало сохранять отдельные, самодостаточные "обряды". Богослужение было выражением веры всей Церкви - единой в вере, в молитве и в таинствах, хотя и неизбежно многоликой в языковом отношении.