Стивен Гулд
ДЖАМПЕР: История Гриффина
ОДИН
Пустырь
Не часто, примерно раз в три месяца, мы с отцом забирались в машину и пускались в путь — через пригороды, мимо маленьких поселков, ферм и ранчо, пока не достигали места, которое я про себя окрестил Пустырем. Я видел однажды репортаж Би-би-си об этом, и там его называли, как мне показалось, Руби Калли, но теперь-то я понимаю, что правильно оно звучит как Руб-эль-Хали, «пустое место». Это могло быть, например, море песка, составляющее пятую часть Аравийского полуострова. Хотя для нас таким местом служило все что угодно — Долина смерти, Хильский заповедник или Пиренеи в Испании; однажды это был остров в Сиамском заливе, до которого мы плыли на маленькой лодке.
Непременное условие: место должно быть пустым, без людей. Ведь это единственная возможность тренироваться в безопасности.
— Мы с тобой просто не можем рисковать, Грифф. Придется поступать так, это единственный вариант.
Тогда мы жили в Соединенных Штатах, за пять тысяч миль от Англии, в Сан-Диего, в домике над гаражом на самом севере Бальбоа-парка, но когда папа произносил эти слова, мы находились за сотни миль к востоку от дома. Папа мчался по 98-й трассе, поворачивал на 8-ю, срезая путь, было жарко и ветрено, и вдоль дороги несло песок.
Мне тогда было всего девять лет, я ничего не смыслил, непрерывно задавал вопросы, а если сразу не отвечали, начинал канючить.
— Тогда зачем вообще это делать? Зачем все эти трудности?
Папа искоса взглянул на меня, вздохнул и вновь сосредоточился на дороге, стараясь увернуться от огромных прыгающих шаров перекати-поля размером с «Фольксваген».
— Все дело в том… Ты можешь этого не делать? Можешь убежать от себя? Видишь ли, по мне — это все равно, что проводить жизнь в инвалидном кресле, когда вообще-то можешь ходить.
И делать вид, что тебе просто лень, будто это слишком сложно — когда всего-то нужно встать с кресла и, сделав пару шагов, взять необходимое, — то, что лежит на верхней полке. — Он слегка прибавил скорость, когда мы выехали на каменистый участок дороги, где пыль вздымалась не так сильно. — И черт подери, это дар! Чего ради ты не должен его использовать? Только лишь потому, что они… — Он сжал губы и снова уставился на дорогу.В тот раз я не стал больше приставать к нему. Было несколько тем, которые мои родители не обсуждали. Например, о том, что случилось тогда в Оксфорде, когда я, пятилетний, прыгнул в первый раз со ступенек памятника Святым мученикам, перед толпой туристов. Ну, не прямо тогда, а сразу после, что и заставило нас уехать из Великобритании и потом непрерывно переезжать с места на место.
Отец внимательно следил за спидометром, сверяясь с картой. Он прежде здесь не бывал: наши Пустыри всегда были разные. Судя по спутанному клубку из перекати-поле, прицепившемуся к ограде пастбища, он понял, что пропустил поворот и сбавил скорость. Мы были одни на шоссе, отец сдал назад и повернул, переключая «Рендж-ровер» на полный привод, как только тот оказался среди зыбучего песка по ту сторону дороги.