Агота Кристоф
Бегство
Агота Кристоф
Вчера
Вчера все было так прекрасно
музыка в листве деревьев
ветер в моих волосах
и в твоих простертых руках
солнце
Бегство
Вчера дул знакомый ветер. Ветер, с которым я уже встречался. Стояла ранняя весна. Я шагал, объятый ветром, внутри его, решительной, быстрой походкой, как всегда по утрам. И однако, мне безумно хотелось вернуться к себе в постель, лечь и лежать — недвижно, без мыслей и желаний, вплоть до того мгновения, когда я почувствую приближение ТОГО САМОГО, не имеющего ни голоса, ни вкуса, ни запаха, — всего лишь смутного воспоминания, явившегося из темных глубин памяти.
Дверь медленно растворилась, и мои повисшие руки испуганно ощутили мягкую, шелковистую шерсть тигра.
— Музыку! — приказал он. — Сыграйте что-нибудь! На скрипке или на пианино. Лучше на пианино. Играйте!
— Но я не умею, — пролепетал я. — В жизни своей не играл на пианино, да у меня и нет его, никогда не было.
— Никогда не было? Что за чушь! Идите к окну и играйте!
За моим окном стоял лес. Я увидел птиц, рассевшихся по веткам, словно и они готовились слушать музыку. Я увидел птиц. С их крошечными склоненными головками и глазками, пристально глядевшими на что-то сквозь меня.
Моя музыка звучала все громче и громче. Она становилась непереносимой.
Мертвая птица медленно падала с ветки.
Музыка прекратилась.
Я обернулся.
Сидя посреди комнаты, тигр улыбался.
— На сегодня хватит, — сказал он. — Вам нужно бы упражняться почаще.
— Да-да, я буду упражняться, обещаю. Но сейчас я жду гостей, понимаете? Сделайте милость… им может показаться странным ваше присутствие здесь, у меня.
— Ну естественно, — отвечал он, зевая.
Гибким шагом он вышел в дверь, которую я тут же запер за ним на два оборота.
— До свиданья! — бросил он мне, уходя.
Лина ждала меня, прислонившись к стене, у входа на фабрику. Она была так бледна и печальна, что я решил остановиться и поговорить с нею. Однако прошел мимо, даже головы к ней не повернул.
Чуть позже, когда я уже запустил свой станок, она подошла ко мне.
— Послушайте, ужасно странно: я никогда не видела, как вы смеетесь. А ведь я с вами знакома уже много лет. И за все эти годы, что я вас знаю, вы ни разу не засмеялись. Я взглянул на нее и расхохотался.
— Нет, лучше уж вам не смеяться, — сказала она.
В этот миг я ощутил острое беспокойство; я выглянул в окно, чтобы проверить, на месте ли ветер. Покачивание деревьев успокоило меня.
Когда я обернулся, Лина уже исчезла. Тогда я заговорил с нею:
— Лина, я люблю тебя. Я действительно люблю тебя, Лина, только мне некогда думать об этом, я ведь должен размышлять о стольких вещах сразу, об этом ветре, например, — мне следовало бы сейчас выйти и походить в нем. Но не с тобой, Лина, ты уж не обижайся. Ходить в ветре — это доступно лишь мне одному, потому что есть тигр и пианино, чья музыка убивает птиц, а страх можно прогнать одним ветром, это общеизвестно, я сам давно это знаю.
Станки отзванивали вокруг меня свой монотонный «ангелюс». Я прошел по коридору. Дверь была открыта.
Эта дверь — она всегда бывала открыта, и я ни разу не пытался выйти через нее.