Владимир Александрович Абрамов
Отверженные по понятиям
Владимир Александрович Абрамов
ОТВЕРЖЕННЫЕ ПО ПОНЯТИЯМ
Роман
Государство, не живущее по закону, живет по понятиям.
ПРОЛОГ
Форт Гордона
В Санкт-Петербург шотландский инженер Денис Гордон прибыл ранней весной.
Стоял слякотный, ветреный, нисколько не весенний месяц март. На улицах российской столицы громоздились ноздреватые курганы сугробов, в сером небе бестолково кружили склочные вороны, лед, еще покрывавший Неву, был испещрен черными оспинами полыней. Каждому нормальному иностранцу одного взгляда на эту унылую азиатскую весну становилось ясно, что он находится в безумной, неприспособленной для жизни стране. Но Невский проспект сиял огнями, к роскошным парадным великолепных дворцов подкатывали дорогие экипажи, в залитых светом бальных залах шуршали кринолины дам, сверкали великолепные бриллиантовые колье, и всякому нормальному иностранцу начинало казаться, что именно в этой безумной, неприспособленной для жизни стране можно сказочно разбогатеть.
Денис Гордон, однако, не был нормальным иностранцем. Он приехал в Россию не для того, чтобы сколотить огромный капитал: отец его, старый торговец чаем Александр Гордон, и без того оставил ему весьма приличное наследство. Шотландский инженер был одержим мыслью изменить мир к лучшему. В то время, как многие его соотечественники уезжали в Индию, чтобы прокладывать железные дороги и приобщать туземцев к цивилизации, Денис Гордон стремился познакомить с достижениями прогресса погрязшие в вековой тьме народы Севера. Ему с самого детства не давал покоя образ загадочного континента, лежащего между Европой и Китаем – огромные заснеженные пространства, бескрайние леса и бесконечная степь под равнодушным пустым небом. Для Англии Россия была извечным соперником, с которым приходилось бороться за господство в Азии, но Гордон был шотландцем. Его предки бились под знаменами графа Брюса против англичан, и старые предрассудки не имели над ним власти.
В России он видел потенциального союзника, а возможно, даже и друга – друга, которого, однако, надо за руку вывести из той тьмы египетской, в которой он проживает последние несколько веков.Он приехал в Россию с рекомендательными письмами от серьезных людей из лондонского Сити и с двумя наспех набросанными записками от лорда Рэли и герцога Веллингтона. К его немалому удивлению, записки лорда и герцога открыли перед ним гораздо больше дверей, нежели письма банкиров и глав торговых домов. Позже Гордон не раз убеждался в том, что в этой северной стране титул важнее богатства и влияния.
Его принимали вельможи и высшие сановники Империи. Ему улыбались, ему жали руку, его обнимали, его поили и угощали – о, как его поили и угощали! Иногда ему даже казалось, что от него собираются отделаться с помощью такого изощренного азиатского коварства – закормить до заворота кишок или споить до смерти. Ему обещали содействие, с ним вели долгие, прочувственные разговоры о благах просвещения и прогресса, восхищались достижениями его родины, но помощи – настоящей помощи – Гордон так и не дождался. Постепенно он начал понимать, что ни от кого из тех, с кем он пил водку и поглощал фунты икры и осетрины, не зависело, будет ли дан ход его проекту. Даже самые высокопоставленные бюрократы Империи не принимали никаких серьезных решений. Все они зависели от одного-единственного человека, слово которого было в пределах Империи и законом, и нерушимой волей.