Ари Штернфельд
Великое испытание
Одесса, 20 июня 19… года. Сегодня во Владивостоке стояла небывалая жара. Во всем городе, вероятно, мы одни, захваченные мыслью о предстоящем перелете, не чувствовали зноя. Солнце спускалось к закату, когда мы выехали на ракетодром.
Автомобиль мчался по шоссе. Неожиданно показалась отливающая серебром огромная ракета «СССР-17». Примыкая к высокой башне, она, заостренная, словно стрела, целилась в спокойное вечернее небо. Быстроходный лифт поднял нас наверх, и мы очутились на площадке, соединенной с кораблем. Здесь находились директор нашего института и представители Академии наук СССР.
Горячие рукопожатия… Нам вручают небольшой пакет, переданный пионерами.
— Разверните в свободную минуту!
Вдвоем с бортмехаником мы входим в кабину, герметически закрываем за собой люк. К стенам прикреплены приборы; они на разных высотах будут брать пробы воздуха, измерять его давление, плотность, температуру, регистрировать силу света Солнца и звезд.
Несколько месяцев мы готовились к перелету, и все же сильно бьется сердце. Шутка ли, отправиться в такую высь, где человек еще не бывал!. . Развертываем пакет — в нем два алых галстука.
— Пионеры космического полета, — улыбается бортмеханик.
Он устраивается на мягком диване из губчатой резины. Я следую его примеру. У нас немножко комичный вид: лежим, иначе нельзя. Вспомните, как вы хватаетесь за поручни, когда водитель резко тормозит вагон трамвая. Иной раз на ногах устоять невозможно. Если же человек сидит, то толчок ощущается слабее.
Через 5 минут по сигналу искра воспламенит горючее в двигателе, и газы, вырываясь с огромной скоростью, вытолкнут ракету вверх.
Нас прижмет к дивану с тяжестью, в четыре раза превышающей наш собственный вес. 2 минуты и 3 секунды будет наращиваться скорость, и столько же продлится перегрузка, которую лежа перенести легче: она равномерно распределится по всему телу.Даже значительно большая перегрузка не предвещает дурных последствий. Так, летчик, проделывая мертвую петлю или выходя из штопора, выдерживает в 6–7 раз большую тяжесть, нежели весит он сам; а пловец, кинувшись с вышки в воду, — даже в пятнадцать раз.
Как медленно тянется время! Монотонно тикает секундомер; его стрелка равнодушно обегает циферблат. Смотрю, что происходит внизу. Ракетодром пуст. Провожающие отошли на почтительное расстояние. Солнце прячется за холм, и синяя дымка заволакивает тайгу. Где-то вспыхивают первые огни. Они светят, как маленькие маяки.
21 час 16 минут 59 секунд. Остается одна секунда. Глаз успевает уловить ярко-красный отблеск вспышки. Ракета, взлетая, оставляет за собой толстую струю раскаленных газов, похожую на плотный огненный столб. Раздается громовой гул. Земля, освещенная лучами заходящего Солнца, проваливается вниз.
Словно какая-то тяжесть придавила нас, затрудняя дыхание. Это действует перегрузка. Впрочем, к таким ощущениям мы уже привыкли при тренировках. В просторном зале института находилась установка, похожая на карусель. Дважды в неделю, вращаясь в кабине, мы приучались к повышенной тяжести. Пять минут, а иногда и больше мы проводили во вращающейся лаборатории, а затем нас осматривал врач.