Знакомая вонь немытых тел, готовящейся пищи и дерьма окатывает меня, когда я вхожу через дверь. Свет мигалок патрульной машины проникает сквозь шторы, сверкая в каплях дождя и освещая место преступления вспышками красного и синего. Кухня. Мокрое месиво. Полная женщина съежилась в углу, судорожно прикрываясь под своей ночной рубашкой. Жирные бедра и колыхающиеся груди под испачканным шелком. Болваны из поп-отряда тычками и толчками заставили ее сесть и съежиться. Другая женщина, молодая и симпатичная, беременная и черноволосая, неуклюже сползает по стене напротив, ее блузка измазана остатками спагетти. Крики из другой комнаты: дети.
Я зажимаю пальцами свой нос и дышу через рот, борясь с тошнотой, в то время как в помещение вваливается Пентл, засовывая в кобуру свой «Грейндж». Он видит меня и бросает мне носовую капсулу. Я разламываю ее и втягиваю носом запах лаванды до тех пор, пока вонь не исчезает. Дети – крикуны из другой комнаты, тройной выводок, – выскочили вместе с Пентлом, путаясь у него в ногах. Они галопом пронеслись по кухне и снова исчезли, по-прежнему вопя, в комнате, где на стенных экранах вспыхивали, как звездная пыль сказочной феи, данные, которые, судя по всему, были единственной их связью с внешним миром.
— Тут больше никого, – произносит Пентл. У него продолговатое худое лицо и брезгливый маленький рот, который всегда как бы направлен в пол. С его щек как будто бы свисает груз. Он осматривает кухню, и уголки его рта тянутся еще ниже. Наблюдать подобные сцены всегда угнетает. – Они все были внутри, когда мы выломали дверь.
— Отлично. Спасибо. – Я рассеянно киваю, отряхивая шляпу от воды нынешнего муссона. Бусины влаги рассыпаются по полу, становясь частью мокрых луж, набежавших от отряда, рядом с похожими на личинки остатками обеда из спагетти. Я снова надеваю шляпу. Вода по-прежнему норовит ловким ручейком дискомфорта проскользнуть мне за шиворот. Кто-то закрыл входную дверь. Усилился яично-влажноватый запах дерьма. Носовая капсула едва спасает от него. Под ногами хрустят старый горох и крупа. Вместе со спагетти, всё это хлюпает, целые геологические слои прошлых кормежек. Кухня годами не вычищалась.