я какое-то время жду тишины,а затем объявляю свою монаршуюволю: «воины, знаю, вам это по плечу. бог оставил меняоставил меня за старшуювам придётся сделать, как я хочу»вместо двух бутиков на большой никитской —«чертёжник» – там продают тетради инотные партитуры, «сластёна» – с теми же запахамивнутрианя больше не держит свой ум во аде ине выводит вдоль кисти бритвой «умри, умри»рак становится излечим в терминальной стадииигорь жив, и ему исполнилось двадцать триавтоматы за спинами у ребят становятся бас-гитарамииз каждой глубокой раны течёт ширази все сбитые кошки оказываются под фарамипросто тряпками, брошенными вдоль трассда, и мы с тобой просыпаемся завтра старымии в одной постелина этот раз
31 октября 2008 года
Вряд ли
вряд ли смерть говорит «не звони сюда больше» или тамиз кабины пилота приветствует перед вылетом;ждёт в пустой операционной хирургом, вылитымджесси спенсером; стоит ли затевать возню. просит у тебя закурить на улице и подносит лицо к огню. подаёт томограмму и результат анализов, как меню. произносит безрадостно «подожди, я перезвоню». и ты ждёшь, когда перезвонит, до вечера. до полуночи. до утра. и под утро вдруг понимаешь, что да, пора.
моя смерть обитает во мне, поёт из меня, как дженис, асама шлифует свои ухмылочки и движеньица;у неё есть подружка, я жду, что они поженятся,доиграются, нарожают себе смертят, —каждый как пасхальный куличик свят, с головы до пят. и я буду жить столько, сколько они того захотят. моя смерть из тех, что кладёт твою руку между ладонейи шепчет «только не умирай». и вот тут ты просто обязан сдохнуть – как трагикомики самурай.
9 декабря 2008 года
Смех
to Yoav
каждый из нас – это частный случай музыки и помехтак что слушай, садись и слушай божий ритмичный смехты лишь герц его, сот, ячейка, то, на что звук разбитон – таинственный голос чей-то, мерный упрямый битон внутри у тебя стучится, тут, под воротничкомтут, под горлом, из-под ключицы, если лежать ничкомстоит капельку подучиться – станешь проводникомбудешь кабель его, антенна, сеть, радиоволначтоб земля была нощно, денно смехом его полнакак тебя пронижет и прополощет,чтоб забыл себя ощущать,чтоб стал гладким, словно каштан, наощупь,чтобы некуда упрощатьчтобы пуст был, словно ночная площадь,некого винить и порабощатьбыл как старый балкон – усыпан пеплом,листьями и лузгойшёл каким-то шипеньем сиплым,был пустынный песок, изгойа проснёшься любимым сыном,чистый, целый, нагой, другойвесь в холодном сиянье синем, распускающемся дугойсядешь в поезд, поедешь в сити, кошелёк на дне рюкзакаобнаружишь, что ты носитель незнакомого языкапоздороваешься – в гортани, словно ржавчина, хрипотцаэта ямка у кромки рта мне скажет больше всех черт лицаздравствуй, брат мой по общей тайне, да,я вижу в тебе отцаздравствуй, брат мой, кто независим от гордыни —тот белый магмы не буквы господних писем, мы держатели для бумагмы не оптика, а оправа, мы сургуч под его печатьстарость – думать, что выбил правонаставлять или поучатьмы динамики, а не звуки, пусть тебя не пугает смертьесли выучиться разлуке, то нетрудно её суметьбудь умерен в питье и пище,не стремись осчастливить всехмы трансляторы: чем мы чище,тем слышнее господень смехмы оттенок его, подробность, блик на красном и золотомбудем чистыми – он по гроб нас не оставит. да и потомнет забавней его народца, что зовёт его по часамизбирает в своём болотце, ждёт инструкции к чудесамходит в мекку, святит колодцы, ставит певчих по голосамслушай, слушай, как он смеётся. над собою смеётся сам
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.
