Прокофьев Вадим Александрович
СТЕПАН ХАЛТУРИН
Вечером 24 марта 1882 года помощник одесского военного прокурора молодой правовед Прохоров в отвратительном настроении трясся на извозчике по булыжным мостовым, направляясь в тюремный замок. Комендант тюрьмы предупредил его, что имеются новые сведения об убийстве прокурора Стрельникова. Вот уже целую неделю Одесса обсуждала подробности убийства ненавистного палача. Два дня назад убийц повесили, а волнения не прекращались.
Прохоров достал из кармана листок бумаги, на котором четким писарским почерком были написаны стихи. «Вот извольте, уже и стихи появились». Он прочел:
В тюремной канцелярии Прохорова поджидал комендант.
— Прошу прощения, господин прокурор, я потревожил вас по заявлению заключенного Биткина. Он кузнец, работал в Сормове, переехав в Одессу, связался с неблагонадежными, взят по распоряжению покойного генерала. По его словам, он имеет сделать важное признание.
— Введите его.
В комнату ввели рабочего лет двадцати пяти в арестантской одежде.
— Что вы имеете сообщить следственным властям?
— Только то, господин прокурор, что один из казненных вами двадцать второго марта убийц прокурора Стрельникова был не кто иной, как Степан Николаевич Халтурин, не только взорвавший Зимний дворец, но создавший рабочий союз, руководивший стачками в Петербурге, тот, кого вы так долго искали.
Помощник прокурора позеленел, вскочил и, казалось, готов был броситься с кулаками на узника.
— Почему вы не признали его, когда вам его показывали? — завизжал он.
— Как вы смели тогда промолчать?Заключенный задорно сверкнул глазами и спокойно ответил:
— Очень рад, господин прокурор, что мое открытие так взбесило вас. Если бы вы знали, что пойманный вами — Халтурин, то, прежде чем повесить его, замучили бы. Теперь я спокоен — как мог, так и отомстил вам за смерть Халтурина.
— Вас должны были скоро выпустить, — прошипел помощник прокурора, перелистывая дело арестанта, — не так ли?
— Да, кажется, так.
— Ну, а теперь в Сибирь пойдете.
— За Халтурина?! Хоть на виселицу!
ГЛАВА I
ДВУЛИКАЯ ПЕРВОПРЕСТОЛЬНАЯ
Из Вятки в Америку можно проехать разными путями, но «в России все дороги ведут в Москву». Город приближался все быстрее и быстрее, заслоняя собой и прошлое и Америку. Где-то в глубине сознания теплился образ Вятки, знакомые лица, дорожные впечатления. Но все это меркло перед ликом Москвы, она уже целиком поглотила внимание, приковала к себе все мысли Степана Халтурина и его друзей. Осеннее утро 1875 года озаряло взволнованные лица восемнадцатилетних путешественников.
Халтурин представлял себе Москву, так сказать, исторически, покрытую легендарной дымкой прошлого России. Внешний ее облик сложился у него под влиянием проникновенных рассказов чудаковатого, но такого милого в своей влюбленности в «белокаменну» учителя Песковского. «Человек 40-х годов», Песковский доживал свой век в Вятке, согреваясь огнем энтузиазма юных мечтателей из Вятской школы сельскохозяйственных и технических знаний. Песковский вырос в Москве, детство его протекало где-то за Садовым кольцом, а юность пронеслась между домом на Каланчевском поле и университетом на Моховой.