Саймон Ван Бой
Все прекрасное началось потом
Посвящается К.
Пролог
«
Здесь все уже было – я родилась потом.
Мелкие вопросы кружат у нее в голове, точно птицы. Деревья-скелеты, обглоданные морозом, снова меняются. Их зеленые макушки наливаются тяжестью в последние мгновения уходящего года.
Она ждет в дальнем конце запущенного сада, прислонясь к калитке в своем пальтишке – том самом, которое прежде ни за что бы не надела. Но сейчас все в нем кажется ей прекрасным, особенно пуговицы-зубчики, тысячекратно замусоленные остатками трапезы на пальцах. Таинственное содержимое карманов.
Там, в дальнем конце леса, куда никто не забредает, ее жизнь начинается и заканчивается.
Скоро поля за калиткой снова разольются травяным морем.
К тому же сегодня у нее день рождения. Десять лет – нежданная возможность отправиться одной в рисковое путешествие к дальней калитке; в этом возрасте уже можно лежать в постели, не спать и прислушиваться к дождю, барабанящему по окнам. Даже сны у нее взрослеют: вот она, с разметанными волосами, вместе с отцом ищет сокровища в дальних странах; а потом, спасаясь от натиска все нарастающих познаний, врывается в утро и, обретя в нем прибежище, забывается.
Отец ищет ее в лесу. Обед готов – так и просится в рот.
Мама зажигает свечи – как будто одним лишь пламенеющим взглядом своих глаз.
Отец издали окликает ее по имени – тому, что ей дано.
Но ее настоящее имя знают только неверный свет, струящийся беззвучно, и выползающие из-под размокшей земляной корки червяки; они лоснятся и покачивают головками в слепом согласии. Отец выманивает их наружу, постукивая по земле палкой. А они думают, что идет дождь.
Отец всегда уверял, что нашел
У мамы длинные волосы.
Она собирает их сзади в нетугой пучок. Шея ее дышит тишиной и утренней свежестью. Годы очертили вокруг ее глаз бороздки. Ее маленький рот открывается в предвещании всего самого доброго.Утром отец сказал, что надвигается снег.
А ей кажется, что он уже валом валит. И его не остановить. Скоро все ее мысли будут укутаны чем-то таким, что, как она надеется, должно непременно случиться. И в полночь она будет озираться украдкой и любоваться этой сверкающей пеленой.
Иногда по ночам она вскрикивает, и тогда приходит отец. Он держит ее за руку и гладит, пока глаза ее не затягивает влажной поволокой и она не погружается медленно в глубины сна, оставляя все мелкие вопросы на поверхности житейского моря до утра.
Она знает, что произошла от них.
Знает, что ее держали на весу – теплый скулящий комочек с бьющимися малюченькими ручонками.
И была кровь.
Она знает, что выросла изнутри. Знает, что люди выращивают друг друга.
Однажды она увидела, как на дереве что-то растет. Как внутри шелковистого брюшка, сцепленного с шероховатой корой, что-то шевелится. Внутри белого мешочка, сплетенного из волшебных нитей. Она навещала свое волшебное дитя с неизменным постоянством. Тихонько разговаривала с ним и напевала ему школьные песенки.