Джулия Лэндон
Обольстительная самозванка
Пролог
Каждое лето жители деревни Хэдли-Грин с нетерпением ожидали двух знаменательных событий. Первым была неделя в июне, в которую викарий загружал в наемную карету свое истерзанное подагрой тело и покидал паству, дабы навестить престарелую сестру в Шропшире. Это были единственные семь дней в году, когда викарий выпускал кафедру из своих искривленных, но все еще цепких рук, а проповеди молодого заезжего пастора были заметно более краткими.
Вторым событием был ежегодный праздник в конце лета, устраиваемый графом Эшвудом — в честь богатого урожая и славных арендаторов. Здесь же собирали деньги для бедных сирот в приюте Святого Варфоломея. Веселье продолжалось с утра до позднего вечера. Еды и эля было столько, что хватило бы накормить и напоить целую королевскую армию. Много было и товаров, изготовленных самыми активными селянами. Устраивались игры как для детей, так и для взрослых, и маленький оркестр развлекал довольных гостей, которые предпочитали сидеть под зонтиками за столами, украшенными вымпелами и цветами из роскошной графской оранжереи и сада. Рядом было небольшое озеро с парой лодок, на которых молодые ухажеры катали приглянувшихся им барышень.
По традиции на празднество приезжали и представители знати из Лондона. Они гостили у графа и его прелестной — и удивительно молодой — жены, Алтеи Кент, леди Эшвуд. Аристократы отдавали должное изделиям местных умельцев и элю, хотя, честно говоря, — больше элю.
Когда солнце начинало опускаться за верхушки высоких вязов, деревенские жители разъезжались по домам в своих телегах и повозках, а лорды и леди удалялись в огромный георгианский особняк графа, где всю ночь кутили и куролесили так, что дым стоял коромыслом.
Те вечера были притчей во языцех.
Не один брак оказывался под угрозой или, напротив, был заключен как следствие компрометирующих событий, имевших место в ночь летнего праздника.…В 1793 году сильная гроза и ливень закончили уличные гулянья вскоре после полудня. Деревенские жители поспешили домой, в куда более скромные, чем Эшвуд, укрытия, а знатные графские гости побежали в особняк к ожидающим слугам, которые вручили им полотенца и растопили камины в комнатах.
Дождь продолжал лить весь день, охлаждая воздух и наполняя комнаты запахом сырости. Гости, запертые в четырех стенах, от скуки начали искать развлечений. В течение долгих дневных часов они убивали время за умеренной выпивкой, картами и флиртом. Но с наступлением вечера ставки за карточными столами опасно выросли, как и число мужчин и женщин, которые исчезали из салона и возвращались через полчаса с косо сидящими париками.
Выше, над игорными столами, в темных покоях главного этажа располагалась детская, а в ней обитала мисс Лилиан Боудин, подопечная и племянница леди Эшвуд. Она была восьмилетней сиротой, которую удочерила тетя Алтея, когда та лишилась родителей в нежном пятилетнем возрасте. Обоих, с разницей в две недели, унесла изнурительная лихорадка. Логично было бы предположить, что лорд и леди Эшвуд изменят свой жизненный уклад, дабы приноровиться к появившейся в их доме малышке, но ничего подобного. Суаре, балы и вечеринки продолжались, и Лили привыкли видеть фигуры, обнимающиеся на темных лестничных клетках, и слышать звук постоянно закрывающихся и запирающихся дверей. До ее слуха часто доносилось женское хихиканье и мужское: «Тише!» Она различала аромат тонких духов, задержавшийся в коридорах, среди запахов горящих восковых свечей и пылающих каминов.