Алексей Грачев
Ордер на смерть
Глава первая
Старик вставал рано — в пять утра. Вся Москва еще спала, за исключением разве что посетителей ночных клубов и, само собой, тех, кто в них обязан до утра работать. Впрочем, на существование всех этих людей — и модно «прикинутой» молодежи, жаждущей танцев, любви и приключений, и новых русских, жаждущих примерно того же самого, только на другом уровне, — старику было глубоко наплевать. Вообще-то людей он любил. Что такое жизнь без людского общества, пусть даже минимального? Просто старику почти ничего уже не надо было от них. По крайней мере, он в том себя уверил…
Люди? Какие такие люди? Ему, ветерану Великой Отечественной, своею грудью защищавшему ныне живущих, никто не хочет ни в чем помочь. Даже зимой, когда у него в квартире и самый закаленный спортсмен застучал бы зубами от холода! Раньше вот были пионерские отряды, хоть иногда его навещали, помогали по хозяйству — он все-таки был живой легендой, и его фронтовые фотокарточки украшали собой стенды ближайшей школы. А теперь? Никто, кроме сердобольной соседки Марьи Игнатьевны, и не думает заглянуть к нему. Пенсия — курам на смех! Разве это — пенсия? Так, название одно. Вот на такую пенсию бы посадить на месяц-другой чиновников, что подсчитывают этот, как его, прожиточный минимум, — живехонько бы весь лишний вес с себя скинули!
Здоровье — тоже ни к черту. Зубы все давно вставные, кашель вечный… С войны как пришел, жена ревела два дня без продыху — что целый вернулся, руки-ноги не потерял в бою. И то верно: у той же Игнатьевны муж без ноги вернулся. Мужик, однако, путевый был, нормальный — поскрипел зубами, месяц поискал работу, потом плюнул и начал столярным делом на дому промышлять. И как ловко умел полочки разные, табуретки и прочую нужную утварь сколачивать — ведь ни за что не скажешь, что не фабричная работа, а ручная, штучная! Крепкий был мужик, Семеном его звали. Семьями дружили — Семен с Игнатьевной к ним почаевничать зайдут, а потом, наоборот, Виноградовы к ним.
Все праздники вместе отмечали — и он, Николай Виноградов, и Семен, друг его, уважали беленькую, не без того. И так было, пока не помер Семен. Что-то у него там с осколком было: на фронте осколок не вынули — и эта железяка лучшего друга Николая, мастера на все руки, фронтовика Семена достала спустя двадцать лет после войны… Ну да, в конце шестидесятых где-то. И остались тогда Николай с Игнатьевной вдовцами — ведь и жена Виноградова, Соня, спустя два года от рака умерла.«Не горюй, Игнатьевна, все там будем, — утешал соседку Николай, — ты хоть не одна осталась. У вас-то с Семеном дети есть, внуки. Это я один, ну не дал нам Бог деток. Да-а…»
Думал Николай Виноградов: мол, ничего, все образуется, все по-прежнему пойдет — он вернется к своему станку на машиностроительном заводе, где всю жизнь проработал, кроме военных лет, забудется в работе, успокоится. Дальше будем жить, ничего…
Так он ни на ком и не женился после Сони. Были, конечно, какие-то женщины потом в его жизни, но ничего с ними в итоге не сложилось. Да и годы уже сказывались: вон Игнатьевна — тоже вдовствует, тоже, наверное, решила, как и Николай, что надо свой век доживать так, как вышло. Пусть и не очень-то складно получилось, а уже все — ничего не поправишь, не изменишь. Где-то далеко в прошлом остались любовные свидания, гулянки с друзьями и подругами, молодость и красота.