Георгий Ланской
Козырная пешка
Красная пелена застилала глаза. Я глухо застонала и постаралась перевернуться на спину, но у меня это не получалось. В багровых сумерках я слабо различала что-то сине-белое, глянцевое, в черных точках и подтеках. Мокрые, спутанные пряди лезли в глаза, и без того застилая свет. Я мотнула головой, и мир вздыбился. Не в силах удерживать тяжелую, как чугунный котелок, голову, я уронила ее на пол. Челюсть лязгнула, и я едва не взвыла от боли.
Боль осязаема. Но кто придумал, что она не видна невооруженным взглядом. Если бы меня в тот момент спросили, как выглядит боль, я, не задумываясь, ответила бы: сине-белая шахматная абстракция, с черно-красными брызгами, хаотично усеявшими все вокруг, застилаемая черными всполохами в багровом свете. Если бы меня спросили, какова боль на вкус, я столь же быстро ответила бы: соленая. Вкуса слез и крови. Если кто-то поинтересовался, как она пахнет, я ответила бы: туалетным утенком с ароматом лимона, химическим ароматизатором и чем-то необъяснимым, но невероятно знакомым… Что-то такое, известное всем и каждому… Вертится же в голове… Ах да…
Боль пахнет кровью.
Я закрыла глаза и с трудом сдержала рвущееся из груди рыдание. Я знала, что так было нужно, потому что тот, кто заставил меня страдать, был еще рядом. Я не видела его, не слышала его дыхания, не чувствовала этой невероятной вони, смеси сигарет и дешевой туалетной воды, но всей кожей чувствовала, что он все еще близко. И что он все еще опасен, и может сделать со мной все, что угодно.
Замри.
Прижмись к полу. Притворись мертвой.
Гризли не едят падали. Они равнодушно проходят мимо. Если я не буду шевелиться, он потеряет ко мне интерес.
И тогда я свободна.Тише…
Тише… Умерь дыхание, заглуши всхлипы. Он все еще смотрит на тебя…
Я пошевелила пальцами. Они слушались плохо и болели, точно их вывернули тисками. Открыв глаза, я словно в тумане увидела свою руку, смазанный силуэт пятилапого паука с окровавленными, трясущимися, скрюченными лапками, одна из которых была увенчана золотым кольцом. Рука лежала на холодной глянцевой поверхности голубого цвета, отражающей верхний свет. Щека моя была прижата к чему-то зеленому, лохматому и теплому. Видела я плохо, соображала тоже туго и откровенно не понимала, где я, и что со мной. Я моргнула несколько раз, и только тогда до меня дошло осознание.
Я лежала на полу собственной ванной. Голубая глянцевая поверхность – кафель на полу. Зеленое и мохнатое подо мной – коврик для унитаза. Шахматная сине-белая поверхность – облицованная кафелем ванна, а нанесенные в хаотичном беспорядке черные точки это…
Это моя кровь. Только точки не черные. Они красные, но уже успели слегка подсохнуть. Значит, я лежу здесь уже достаточно долго. За спиной в трубах канализации зарычала вода. Это напомнило мне, что вокруг люди, и что, если мне повезет, я смогу выбраться отсюда живой.
Наверное, я застонала слишком громко, когда поднималась, потому что вокруг все сразу пришло в движение. В комнате, где все это время что-то шелестело, словно пронесся ураган со смешным названием Эль-Нинье. Я всегда удивлялась, как ураганам можно было давать такие безобидные названия.