Геннадий Павлович Михасенко
Пятая четверть
Ребята летели над тайгой. Их самодельный вертолет плыл боком, и они не могли его выправить, потому что хвостового винта не было. Был лишь центральный, а в Кабине — штурвал скорости и ручной двигатель.
— Река, — сказал Гошка, смотревший в окно.
— Опять! — вздохнул Антон.
Он сидел на маленькой скамеечке возле двигателя и вращал его одной рукой.
— Да, уже четвертая сегодня, — заметил и Гошка. — Но эта маленькая. Раз чихнуть. Метров сто… Держи обороты… Мы уже над водой. Даю полный, — Гошка до отказа повернул штурвал, в носу вертолета стукнуло, и машина прибавила ходу.
— Давай на том берегу пообедаем, — устало сказал Антон.
— Хоп! Через полчаса обещаю уху.
Антон и второй рукой налег на рычаг. Сваренный встык из двух стержней полуметровый рычаг подозрительно выгнулся.
— Середина, — сказал Гошка. — На посадку!
— Есть! — ответил Антон.
В этот момент в редукторе что-то протрещало, и Антон почувствовал, как привычная тяжесть вращения уходит из рук.
Потеряв опору, он свалился со скамеечки.Вертолет качнулся и полетел вниз.
Мгновенно поняв, что произошла катастрофа, Гошка высадил кулаком дверцу и с криком «Прыгай!» ринулся через Антона вниз головой.
Антон же остался, как будто все его мышцы разом отключились. Он слышал, как шебуршало и похрустывало в редукторе, ощущал падение вертолета, замедленное обратным вращением винта, но не мог шевельнуться.
Вдруг поняв, что сейчас разобьется, Антон судорожно ухватился за порог и попробовал подтянуться, но сил хватило лишь на то, чтобы свесить голову.
Внизу шумно взметнулся фонтан брызг. Это Гошка врезался в воду…
Глава первая, в которой Антон заражается великой мыслью
Антон ехал с катка в старом трехвагонном трамвае, костлявом, громыхающем, с двумя лавками вдоль окон да болтающимися на ремнях ручками-стременами. Он стоял на подножке, тихонько насвистывая спиричуэл «Когда святые идут в рай» и оглядывался изредка на дремавшую за тамбурной дверью кондукторшу, которая одновременно походила и на черепаху, с головой ушедшую в свой панцирь, и на кенгуру с кожаной сумкой на животе.
Из уличных фонарей, как из диковинных душей, валил сильный и влажный снег. Казалось, что где-то тут, поблизости, есть даже большущий вентиль, который стоит лишь завернуть — и снегопад сразу прекратится. Он и начался сразу, вдруг превратив каток в новогоднюю маскарадную площадку. Какая-то девчонка в голубом костюме, скользившая перед Антоном, тормознула, удивленная, он налетел на нее и чуть не сбил. Девчонка не рассердилась и не обозвала его никак, а рассмеялась и унеслась, оставив его в радостном смущении. А надо льдом гремел и гремел джаз, выдавая «Святых», эту негритянскую духовную песню, с такими вывертами, какие, очевидно, и не снились верующим…
На повороте Антон спрыгнул, придержав коньки на груди, перебежал дорогу, свернул в переулок и опять засвистел спиричуэл, поняв, что теперь этот мотив, знакомый ему и раньше, намертво завязался в нем узлом вот с этим снегопадом и с той голубой и, наверное, славной девчонкой. Много у Антона было таких «узлов», они соединяли клочки его жизни в одно целое, и он чувствовал, что это хорошо, и радовался, когда вдруг обнаруживал новый «узелок».