Теранезия
Часть первая
1
Он обсуждал его со своими друзьями и одноклассниками, пока не упомянул в разговоре с родителями. Отец одобрительно усмехнулся, но предложил другой вариант.
— Почему на греческом? Если ты не хочешь использовать местное наречие, то почему бы не на… бенгали?
Прабир в замешательстве пристально посмотрел на отца. Название кажется убогим, если его слишком просто понять. Зачем нужна скучная «Большая река», когда это может быть великолепная «Рио Гранде»? Но, конечно же, отец об этом знал, и именно этому его принципу Прабир и следовал.
— По той же причине, по которой ты называешь бабочек на латыни.
Мать засмеялась:
— Он тебя подловил!
И отец уступил, подхватив Прабира на руки и теребя его за бока:
— Ладно, ладно! Теранезия!
Но это все случилось еще до рождения Мадхузре, пока она еще не обзавелась собственным именем (кроме слишком уж буквального «Нечаянного Вздутия»).
А сейчас Прабир стоял на берегу, держа сестренку на вытянутых руках и, медленно поворачивая вокруг себя, монотонно повторял: «Теранезия, Теранезия». Мадхузре пристально смотрела на него сверху, более интересуясь тем, как он произносит странное слово, чем панорамой, которую он хотел ей продемонстрировать. Это нормально — быть близорукой в пятнадцать месяцев? Поживем — увидим, решил Прабир. Он опустил ее к своему лицу и с громким причмокиванием поцеловал, но пошатнулся, почти потеряв равновесие. Она тяжелела значительно быстрее, чем он мужал. Родители вообще заявляли, что сильнее они не становятся и теперь оба отказывались брать его на руки.
— Грядет революция — сказал Прабир Мадхузре и, проверив, нет ли под ногами ракушек или кораллов, поставил ее на ослепительно белый песок.
— Что?
— Мы изменим наши тела. И я всегда смогу поднять тебя. Даже когда мне будет 91, а тебе — 83.
Она засмеялась при упоминании о столь метафизически отдаленном будущем. Прабир был уверен, что она представляла себе 83 примерно так, как он представлял себе, скажем 10 в степени 100. Наклонившись над ней, он показал восемь раз раскрытые ладони и затем еще три пальца. Она внимательно смотрела, неуверенная, но завороженная. Прабир заглянул в ее черные, как смоль, глаза. Его родители не понимали Мадхузре: они не видели разницы между тем, что она заставляла их чувствовать и тем, кем она была. И только один Прабир понимал ее, черпая это понимание в своих собственных смутных, глубоко запрятанных воспоминаниях.