I
Отец, в отличие от большинства его предков, не был провинциалом. Не питая пристрастия к радостям деревенской жизни, он оставил унаследованный дом вместе с земельными угодьями на произвол судьбы, а прадедовские капиталы вложил в несколько предприятий в Бостоне и Нью-Йорке. Мать также не разделяла внезапно пробудившийся во мне интерес к сельской старине и в особенности к нашему затерянному где-то в провинциальной глуши родовому гнезду. Однако мои родители так и не пришли к согласию относительно его продажи, хотя я припоминаю один случай, когда во время очередного моего приезда домой из колледжа мать завела разговор на эту тему и предложила сбыть с рук бесполезное и не приносящее дохода имущество. Отец очень строго и холодно прекратил обсуждение вопроса; я помню этот его неожиданно оледеневший — не могу найти более подходящего определения — голос и его странное упоминание о каком-то неизвестном доселе «наследстве Пибоди». Вот в точности его тогдашние слова: «Дед предсказал, что когда-нибудь один из его потомков обретет наследство в полной мере».
Мать на это презрительно фыркнула: «Что там еще за наследство? Разве твой родитель уже давным-давно не пустил его по ветру за самым малым остатком?» Отец промолчал, ограничив свои доводы этой единственной ледяной фразой и оставив меня в убеждении, что существуют некие — и весьма серьезные — причины сохранять за собой право на эту собственность, как будто под словами «наследство Пибоди» подразумевалось нечто такое, что нельзя было передать другим лицам обычным законным порядком.Однако сам отец так никогда и не собрался навестить заброшенную усадьбу; земельный и прочие налоги регулярно вносились в казну нашим поверенным Ахавом Хопкинсом, адвокатом из Уилбрэхема. Время от времени он присылал родителям отчеты о состоянии имущества, которые неизменно оставлялись ими без внимания, а на все его предложения выделить средства на поддержание дома в мало-мальски приличном состоянии они отвечали в том духе, что тратить на это деньги считают пустым и чуть ли даже не вредным занятием.